Задача – выжить! - Страница 63

Вынужденное безделье все же принесло некоторую пользу, кроме приведения в порядок оружия. Появившееся свободное время я потратил на другие хозяйственные дела. Первым делом постирал свою трофейную куртку и зашил рваный след от осколка, который прочесал мне по спине. Пока куртка сохла, взгляд упал на выданные мне магазины к автомату, которые, за неимением подсумков, пришлось носить за ремнем. Это было очень неудобно – магазины постоянно норовили выпасть и мешали наклоняться. Я решил смастерить себе хоть какое-то подобие подсумков. В качестве материала использовал один из мешков, реквизировал у одного из бойцов нитку с иголкой и приступил к работе. Кое-какие навыки кройки и шитья у меня были – в свое время пришлось шить чехол для держака лопаты, поэтому особых проблем не было. Главной задачей было определить, на сколько магазинов делать подсумок. У меня имелось всего пять магазинов – четыре полученных на складе и один пустой, который достался мне вместе с автоматом. Немного подумав, я вспомнил, что оригинальные подсумки рассчитывались на три магазина. Значит, тоже будем делать на три. Тем более что лучше оставить один пустой подсумок, чем таскать один магазин отдельно. Разложил на мешковине магазины, определил размеры куска ткани, который понадобится, и, порядочно измучившись из-за отсутствия ножниц, вырезал штык-ножом более или менее ровные куски. Потом сшил из них карманы, прошил так, чтобы получилось три отделения, сделал клапан, который застегивался на пуговицу, и пришил петли для крепления на ремень. Немного полюбовался своей работой. Вышло грубо, но свою функцию изготовленные подсумки пока выполняли нормально. А там – может, разживусь заводскими. Обновка поначалу вызвала улыбки у бойцов, но вскоре они перестали обращать внимание на кустарные подсумки.

Через неделю такого отдыха произошло событие, которое сильно повлияло на судьбу нашего отряда. Меня разбудила внезапно начавшаяся в лагере беготня. Не понимая, что происходит, я пытался продрать глаза. Стояла глубокая ночь.

— Что опять случилось-то? — послышался искаженный зевком голос Лешки.

Я, уже поборов остатки сна, поднялся и поймал за руку пробегавшего мимо бойца.

— Что случилось?

— Самолет. Говорят, немцы парашютистов сбросили! — Вырвавшись, боец скрылся в темноте.

— Еще парашютистов нам не хватало! — Лешка, мотнув головой, окончательно проснулся и схватил карабин. — Побежали, узнаем, что за парашютисты.

Мы побежали в центр лагеря, где обычно ночевал майор. Там уже собралось почти все население лагеря, и из толпы слышались команды, аккомпанементом которым звучали перешептывания партизан. Мы появились одними из последних. Майор как раз скомандовал послать два взвода на место предполагаемого приземления немецкого десанта, а остальным – занять оборону по периметру лагеря.

— Что там за парашютисты? — спросил я стоявшего рядом усатого дядьку в танкистском шлемофоне.

— Кажуть, нимци, — на украинском языке ответил тот. — З заставы хлопэць прыбиг. Говорыть, що спочатку литака бачив, а потим парашюты в нэби.

— Ясно… — протянул я, поправляя висевший на груди автомат. — И много парашютов?

— Та бис його знае. Що казалы, то й знаю.

— Ну что, Лешка, — повернулся я к Митрофанчику, — пошли оборону занимать?

Поблагодарив разъяснившего нам обстановку партизана, мы побежали на окраину лагеря, где спешно занимал круговую оборону отряд.

— Вообще странно, — сказал я, упав за деревом и положив перед собой МП. — Разведчиков в небе не было, заставы тоже никого не поймали. Или немцы точно знают, где мы, или они про нас вообще не знают и десант сбросили не для нас.

— А для кого же? — удивился Лешка, пристраивающий карабин между выступающими корнями соседнего дерева. — Тут кроме нас-то никого.

— Вот мы, когда через реку перебирались, тоже думали, что кроме нас тут никого, — напомнил ему недавние события я.

Минут десять мы лежали молча. Холод от земли стал постепенно пробираться сквозь куртку, навевая мысли о простуженных почках. Больно врезались в живот автоматные магазины.

— А может, это не немцы? — подумал я вслух, поправляя мешавший подсумок.

— А кто ж тогда? — отозвался Лешка.

— Может, наши.

— Думаешь, наступают? — В голосе Митрофанчика зазвучала радость. — На запад фашиста погнали?

Нет, дорогой. На запад мы еще немцев не скоро погоним… А сюда до 1944-го вообще не дойдем. Так что максимум – диверсионная группа. Но вслух говорить такое нельзя.

— Не знаю, — произнес я.

Мы еще помолчали.

— Слышишь? — спросил вдруг Лешка.

Я прислушался. Откуда-то издалека доносились звуки стрельбы.

— Стреляют вроде… — неуверенно произнес я.

— Значит, не наши, — вздохнул Лешка и принялся еще внимательнее всматриваться в темноту ночного леса.

Перестрелка продолжалась всего несколько минут. Наступила гробовая тишина, не нарушаемая ни шепотком, ни шорохом. Все напряженно прислушивались к звукам леса.

— Как думаешь, кто кого? — спросил Митрофанчик.

Я промолчал. Время тянулось медленно, как густой мед. Сколько я здесь уже лежу? Час? Казалось, уже давно должно было наступить утро, но в лесу царила все та же темнота. Хотелось вскочить и куда-то бежать, что-то делать. Я сдерживал себя изо всех сил. Наконец началось какое-то движение.

— Отбой! — прокричал кто-то.

— И что это было? — вставая и отряхиваясь, спросил я, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Пойдем узнаем, — предложил Лешка.

Мы пошли обратно к центру лагеря. Там снова собралась толпа. Мы протолкались сквозь плотный строй партизан и увидели виновников ночного переполоха. Перед майором стояли девять человек, одетых в форму Красной армии. Десятый парашютист сидел на земле. Над ним как раз хлопотала Ксанка, заведовавшая в отряде санчастью. Судя по всему, у бойца была прострелена нога, и наша врач как раз заканчивала ее перебинтовывать. Чуть в стороне лежали девять пухлых вещмешков и что-то, показавшееся мне большой коробкой.