Как только начало темнеть, к хутору послали бойца, выяснить точное количество расположившихся там полицаев. Тот вернулся быстро.
— Пьют, — коротко доложил он. — Всего пять человек.
Мы скрытно, пригнувшись, вышли из леса и побежали к хутору. Все, за исключением меня, передвигались практически бесшумно. Мне же почему-то постоянно попадались под ноги какие-то сучки, стрелявшие, казалось, громче гаубиц, и что-то шелестящее. Бегущие сзади только тихо ругались, обзывая меня разными словами, самым приличным из которых было «медведь». Окружив здание, мы проверили хозяйственные пристройки, оказавшиеся пустыми, если не считать двух лошадей и телеги, и, повинуясь тихому приказу лейтенанта, принялись дожидаться, когда кто-то из полицаев выйдет во двор. Из дома доносился смех, перемежающийся густым матом. Кто-то громко рассказывал, как завалил какую-то Зинку и как та чуть не откусила ему ухо.
Клиент появился через пятнадцать минут. Щуплый, воняющий перегаром, бородатый мужичонка, видимо пинком распахнув дверь, пошатываясь, вышел во двор и направился к одному из сараев. Нашу группу спасли только сгустившаяся темнота и затуманенные алкоголем глаза полицая. На своем пути он прошел всего в нескольких метрах от сжавшегося в тени бойца. Подойдя к сараю, полицай принялся возиться со штанами – похоже, причиной его прогулки стало желание справить естественные потребности организма. Но сделать свое дело ему не удалось. Внезапно появившийся из-за того же сарая боец с силой впечатал приклад карабина в висок полицая. Все снова замерли, напряженно прислушиваясь к доносящимся из дома звукам. Не услышат ли остальные? По мне, так хруст черепа под прикладом прозвучал громом весенней грозы, а за этим громом последовал шорох падающего тела, которое никто не успел подхватить. Но все было в порядке. Из дома доносился все тот же смех и обрывки пьяных разговоров.
Повинуясь приказу лейтенанта, один из автоматчиков занял место за дверью дома, а второй встал за угол с обратной стороны от двери. Как я понял, мы ждали, пока полицаи не обеспокоятся судьбой своего товарища и не пошлют кого-то проверить, куда же он делся. Ждать пришлось долго. Первые признаки того, что полицаи заметили недостачу, обнаружились только через полчаса.
— А Михась где? — спросил кто-то в доме гнусавым голосом.
На мгновение наступила тишина, но тут же другой голос, глубокий и сильный, ответил:
— Да спит, поди. Он же нажрался, скотина, больше чем все здесь, вместе взятые. До ветру пошел и свалился где-то. А ежели тебе не терпится, то иди и посмотри сам, где эта свинья храпит.
Лишний раз шевелиться озаботившийся судьбой товарища гнусавый не захотел. По крайней мере – поначалу. Еще минут двадцать ничего не менялось – полицаи бурно пировали. В конце концов, когда наше терпение начало иссякать, дверь снова скрипнула. Видимо, была какая-то романтическая струнка в душе этого полицая, потому что, отойдя пару шагов от дома, он остановился и задрал голову, любуясь перемигивающимися огоньками звезд на ночном небе. Поэтому он не заметил, как из-за оставшейся открытой двери к нему метнулась тень – стоявший там боец ловко зажал полицаю рот, а второй рукой сунул ему под ребра нож. Тут же из-за угла выскочил второй автоматчик и влетел в дом. За ним побежали остальные, кроме того бойца, который зарезал романтического полицая, — он все еще держал судорожно подергивающееся тело, ожидая, пока тот окончательно не затихнет.
В доме наше присутствие заметили не сразу. Точнее, заметили, но сквозь дверь уже проскочили три бойца, которые сразу же взялись за дело. Пьяный смех еще не успел оборваться, когда один из забежавших в дом бойцов подскочил к сидящему ближе к двери полицаю и воткнул ему сбоку в горло нож. Второй полицай непонимающе смотрел на все это – в пропитанных алкоголем мозгах картинка реальности складывалась слишком медленно. Он только начал приподниматься со скамьи, когда ему в лоб прилетел приклад. Мгновенно потеряв сознание, полицай кубарем отлетел в угол, где его и прикончили вторым прикладом. Последний полицай был мертвецки пьян – он громко храпел, положив голову на стол, и даже ухом не повел при нашем появлении. Поэтому и умер тихо, во сне.
Группа выполнила свое задание на «отлично». Не было произведено ни единого выстрела. Даже шума, если не считать топота ног по полу, стука приклада о череп полицая и шороха падающих тел, не было. Когда все было закончено, в дом вошел лейтенант. Обведя взглядом трупы, он посмотрел на часы и, чертыхнувшись, приказал обыскать мертвецов. Нашими трофеями стали пять комплектов гражданской одежды, немного попорченной ножами и пятнами крови, но мы надеялись, что в ночной темноте немцы не сразу это заметят, четыре карабина и винтовка Мосина, наган, пять белых нарукавных повязок, пять аусвайсов и большая, опорожненная на треть бутыль самогона. Еще на столе присутствовала закуска – солидный кусок сала, хлеб, несколько луковиц и десяток картофелин в миске.
Лейтенант выбрал пять человек, подходивших по комплекции к трофейной одежде, и приказал им переодеться. Перед этим два бойца были посланы запрячь лошадей. Через пару минут все было готово. Мы нагрузили телегу взрывчаткой, прикрыв ее парой мешков. Бойцы, преобразившиеся в полицаев, выстроились перед телегой.
— Играем натурально, — давал последние инструкции лейтенант. — Чтобы ни одна собака не поняла, что вы не полицаи. Огонь первыми не открывать ни в коем случае. Понятно? Если кто-то выстрелит и завалит дело – пристрелю лично!